Самсон Агаджанян - Стон березы [сборник]
— Сергей Романович, вы не ответили на мой вопрос.
— Решайте сами! — выходя из кабинета, на ходу бросил Андреев.
Генерал опустился в кресло, барабаня пальцами по столу, посмотрел в окно. Вздохнув, поднял телефонную трубку и набрал номер отца Сазонова.
Иван Константинович, молча выслушав генерала, сквозь зубы процедил:
— Спасибо, генерал, ты здорово меня осчастливил, — и с такой яростью опустил трубку на аппарат, что аппарат вместе с трубкой вдребезги разлетелся.
Гневу его не было границ. Он буквально вылетел из кабинета. Секретарша, увидев выражение его лица, испугалась. За многие годы совместной работы она впервые видела его таким разгневанным. Он поехал к жене в институт. Без стука ворвался в ее кабинет. Елизавета Петровна беседовала с женщиной. Увидев взволнованное лицо мужа, вопросительно посмотрела на него.
— С мамой плохо?
— С мамой все нормально. Надо поговорить.
Женщина, извиняясь, быстро вышла из кабинета.
— Ты знаешь, что учудил наш сыночек? В зоне осужденная родила от него ребенка!
— Не может быть! — Елизавета Петровна побледнела.
Он рассказал о телефонном звонке генерала. Елизавете Петровне стало плохо. Она лихорадочно принялась искать в своей сумочке успокоительное. Проглотив несколько таблеток, с ужасом уставилась на мужа.
— Ваня, а может, все это не так и генерал что-то напутал?
— Ничего не напутал! Юрий сам признался им в этом. Вот дожили до какого позора…
Постепенно таблетки сделали свое дело. И уже более спокойным тоном Елизавета Петровна произнесла:
— Давай не будем делать поспешные выводы. Вечером придет Юра, и он нам все расскажет. Я думаю, что произошла какая-то ошибка, он на такое не способен.
Иван Константинович встал и, угрюмо глядя на жену, сказал:
— Твой сын на все способен. Он направился к выходу.
— Ваня, ты куда?
Он повернулся к ней и с горечью произнес:
— Тысячи людей мы с тобой воспитываем и учим, а единственного сына проморгали.
Подполковник Сазонов прямо из УВД поехал в колонию. Он спешил, понимал, что уже через пару дней ему не разрешат входить в зону. Его беспокоило состояние Дианы и ребенка.
Пройдя через КПП, прямиком зашагал в больницу. Диана, лежа на койке, кормила ребенка. Увидев его, стесняясь, прикрыла обнаженную грудь.
— Как сын? — присаживаясь, спросил он.
— Все хорошо. А как у тебя дела?
— Я рапорт написал. Увольняюсь.
— Зачем ты это сделал?
— Затем, моя дорогая, чтобы официально на тебе жениться и дать фамилию моему сыну. А сейчас ты мне запиши все, что вам необходимо. Поеду по магазинам покупки делать, надо спешить: скоро мне в зону не разрешат входить.
Пока они разговаривали, в палату беспрерывно заглядывали осужденные. По зоне уже ходили слухи, что Семенова ночью родила ребенка. Все были удивлены: для них это стало полной неожиданностью. Гадали, кто же его отец, но ни у кого и мысли не возникало, что отцом мог быть сам начальник колонии. Только одна Башня догадалась, кто отец.
Из зоны Сазонов поехал к командиру роты. С капитаном Федоровым он был в хороших отношениях, сейчас ему нужна была его помощь, чтобы скрыть следы подкопа. Но скрывая ничего, Сазонов рассказал капитану о подкопе. Тот, выслушав, по-мужски пожал ему руку.
— Юрии Иванович, не переживайте, все будет нормально. К вечеру подкопа не будет. Я его так ликвидирую, что никто никогда об этом не узнает.
— Спасибо, Саша, а то я переживал, что об этом узнает Усольцев.
После обеда он привез две коробки покупок. Посидев немного с женой и сыном, собрался уходить, но она, рукой удерживая его, спросила:
— Юра, как мы сына назовем?
— Если ты не возражаешь, мне бы хотелось его назвать именем моего погибшего деда, Николаем.
— Я согласна.
— Пожелай удачи, еду домой. Мне предстоит встреча с родителями. Это будет самый тяжелый разговор в моей жизни. Генерал, наверно, уже успел порадовать отца моим рапортом.
— Юра, ты только не горячись. Просто войди в их положение. Для них это большой удар… Удачи тебе, мы с сыном будем переживать за тебя.
Он наклонился и слегка прикоснулся к ее губам.
— Диана, я люблю тебя. Что бы ни случилось, мы будем вместе.
Он вышел из машины, посмотрел на свои окна. В одном из них увидел силуэт матери. Горькая улыбка пробежала по его лицу. Домой идти не хотелось, он чувствовал, что предстоит тяжелый разговор. Ему не хотелось разрыва с родителями. Несмотря на суровость отца и матери, он любил их. Минуя лифт, медленно стал подниматься вверх. Словно хотел оттянуть время встречи с ними. В прихожей сняв туфли, направился в зал. Иван Константинович из-под густых бровей свирепо посмотрел на сына. Мать, обратив к сыну заплаканные глаза, тихо произнесла:
— Юра, что ты наделал? Ты…
— Погоди! — резко оборвал ее муж и, подавшись вперед, грубым тоном задал вопрос: — Это правда, что в зоне заключенная родила от тебя ребенка?
— Да, папа, у меня родился сын.
— Да как ты, негодяй, посмел? — вскакивая с дивана, заорал отец. — Ты о нас подумал?
На него страшно было смотреть. Глаза его бешено сверкали, на шее вздулись вены. Сжав кулаки, он подскочил к сыну. Елизавета Петровна, предчувствуя непоправимое, встала между ними.
— Отойди! — рукой отстраняя жену, прохрипел Иван Константинович.
— Ваня, одумайся.
— Папа, выслушай меня, а потом скажешь все, что думаешь.
— Я тебя и слушать не хочу! Никогда не думал, что ты опустишься до такой омерзительной низости. При мысли, что ты лежал с этой грязной, вонючей осужденной, мне становится тошно и противно. Забери свои вещи, и чтобы духу твоего здесь не было. И запомни: с этого момента ты мне не сын. Такого позора в своем доме я не потерплю. На весь город прославил, хоть вешайся. Ты мне скажи, как теперь нам в глаза Уварову смотреть? Ведь они тебя чуть ли не зятем считали.
— Папа, выслушай меня, я уверен, вы меня поймете.
— Я сказал: вон из моего дома!
— Ваня, не горячись, давай выслушаем его, — вытирая слезы, попросила Елизавета Петровна. — Садись, — она указала сыну на диван, — рассказывай.
Молча выслушав Юрия, Иван Константинович встал, подошел к телефону, позвонил на междугороднюю. Назвав свое имя, он попросил, чтобы его соединили с Ленинградом. Через минуту он услышал голос матери.
— Мама, это я, добрый вечер.
— Здравствуй, сынок. Наконец дождалась от тебя звонка. Как Елизавета, Юра? Не болеете?
— Все нормально, живы, здоровы, тебе привет передают. Мама, как там наша Алена?
— Юра уже рассказал?
— Да, мама.
— Она славная. Между прочим, на меня похожа. В этом году в первый класс пойдет.
— Мама, Юра написал рапорт, увольняется. Как ты смотришь на то, если он к тебе переедет жить?
— Я буду очень рада, я давно об этом мечтала. А почему он увольняется?
— Приедет, все расскажет. Спокойной ночи, мама.
Положив трубку, он сел в кресло.
— Поедешь жить к бабушке.
— Папа…
— Я сказал достаточно ясно и не собираюсь повторять. Убирайся с моих глаз, не хочу тебя видеть.
Юрий грустно посмотрел на родителей.
— Я предвидел, что предстоит трудный разговор, но, честно говоря, такой реакции с вашей стороны не ожидал. Мне и в голову не пришло, что положение в обществе для вас будет дороже, чем судьба сына.
— А ты о своих поступках рассказывал нам? — запальчиво крикнул Иван Константинович. — Ты же нас в грош не ставил, когда свои темные делишки делал.
— Никаких темных делишек я не делал, просто встретил хорошего, замечательного человека и полюбил.
— И ты смеешь говорить о любви с этой преступницей?!
— Она не преступница, и очень жаль, что вы из моего рассказа не поняли, что она стала жертвой в руках преступников.
Ивана Константиновича выводила из себя невозмутимость сына.
— Слушая тебя, складывается впечатление, что с твоими мозгами не все в порядке. Облил дерьмом родителей и еще не чувствует себя виноватым? А как ты прикажешь нам с матерью людям в глаза смотреть? Мы же живем в обществе!
— Папа, мне надоело слышать одно и то же про это общество. А вы задавали себе вопрос, почему вы обществу так нужны? Вы им нужны до тех пор, пока при должностях, но все это — временное явление, придет срок, и вы уйдете на пенсию, и тогда этому обществу больше не понадобитесь. Оно быстро вас забудет…
— Хватит! — рявкнул Иван Константинович. — Прославил нас на весь белый свет и после этого у тебя хватает наглости мне мораль читать? Убирайся с моих глаз!
Юрий повернулся к матери.
— Мама, почему ты молчишь? У тебя же внук родился!
Елизавета Петровна, плача, отвернулась от сына.
— Слушайте, а может, я не ваш сын?
— Юра, не смей! — в истерике закричала мать.
